Писательница Инесса Давыдова

Необычное поручение

Самолет летел где-то над Атлантикой, когда Герман открыл глаза и, отметив по привычке время, потянулся, прогоняя остатки сна. Опять кошмар. Все тот же... снова и снова. Память, как зудящий нарыв, настойчиво напоминала ему то, что он так тщательно старался забыть. И даже проснувшись, ему все еще были слышны крики товарищей, непрекращающаяся автоматная очередь и этот раздирающий сознание посвист над головой.

Примечательным было то, что ему не снились сны о настоящем, будто его и вовсе не было. Всем, кто его окружал в повседневной жизни, не находилось места в его сновидениях. Видимо потому, что ночью его подсознание одерживало победу над созданной легендой, и наружу вырывалась его настоящая личность, а у нее были свои переживания и герои.

Нащупав в кармане платок, Герман вытер со лба пот и огляделся по сторонам. Почти все пассажиры спали, только редкие рассеянные пучки направленного с потолка света подсказывали ему, что кто-то, как и он страдает бессонницей. Бессонница стала его постоянной подружкой. Навязчивая, бросающая в холодный пот и доводящая его сознание до расщепления на множество личностей, которыми ему когда-то приходилось быть. С ней он вынуждено познал состояние забвения, в котором не понимал, где находится и кто он. Приступы длились часами, а в последнее время участились, и он сильно рисковал, не обращаясь за помощью.

Он встал и, держась за спинки кресел, пошел по проходу. Открыл дверь туалета, втиснулся в узкий застенок между унитазом и маленькой раковиной с висящим над нею зеркалом. Яркие, но холодные лампы осветили худощавое лицо. Покрасневшие от постоянного недосыпа глаза устало смотрели на него из-под тяжелых припухших век, напоминая о «легенде», человеке по имени Александр Высоцкий, в шкуру которого ему пришлось влезть на долгих три года. Он надеялся его оставить в глухой венесуэльской деревушке, но видимо не смог. Прикипел. Он здесь, совсем рядом, смотрит на него из глубин сознания и ухмыляется. Так кто же он в данную минуту? Брутальный и безбашенный байкер, не имеющий даже школьного аттестата, у которого нет никого на белом свете или интеллектуальный, образованный, замкнутый разведчик, имеющий дочь и жену, правда, теперь уже бывшую.

«Алессандро», – прозвучал над ухом до боли знакомый женский страстный шепот.

Его даже передернуло. Быстрыми движениями проворных пальцев он поправил черные как смоль волосы, несколько раз сполоснул холодной водой лицо, и тут же почувствовал прилив энергии – в этом самолете даже вода пахла по-другому.

«Нужно выспаться, постричься и это недоразумение…, – подумал Герман и сильно дернул за правый бакенбард, – … сбрить к чертовой матери!».

Отсутствие туалетной бумаги окончательно восстановило порядок в голове – Родина! Уже улыбаясь, Герман с облегчением выбрался из мечты клаустрофоба, и вернулся к своему месту. Его сосед тоже проснулся и читал журнал на русском языке. Герман взглянул мельком на обложку, в душе тонкими струйками разлился бальзам. «Охота и рыбалка» – любимый журнал Батяни, его преданного друга и самого старшего из его прежней разведывательной группы.

Сосед обдал Германа оценивающим взглядом и задал избитую до оскомины фразу:

– Сколько нам еще лететь?

– Больше четырех часов, – Герман отвернулся к иллюминатору, и сделал вид, что спит.

После трех лет разлуки, его волновала предстоящая встреча с семьей. Он безумно соскучился по дочке и, конечно, по Лере, с которой он хоть и был официально в разводе, но чувства к ней от этого гражданского акта не угасли. Наоборот, познав жизнь с другой женщиной, пусть даже ради задания, он понял, каким был глупцом, что не удержал жену. Согласие на развод он дал сгоряча, что было совсем на него непохоже, перед самым отъездом на последнее задание группы, когда Лера окончательно поставила его перед выбором – либо работа, либо семья…

Его сосед снял очки, аккуратно сложил их в футляр, откинулся в кресле и закрыл глаза. Герман же в этот момент размышлял, что его ждет в управлении. Он не понимал, почему его отозвали в самый разгар операции, которую он готовил несколько месяцев, но повод должен был быть очень серьезным, раз шеф, а возможно руководство повыше, рискуя его прикрытием, отозвало агента прямо перед захватом цели. Германа это не просто насторожило, а до жути разозлило. С дикими воплями он кромсал все подряд в деревенской лачуге, пока не выпустил пар. Три года напряженной и выматывающей работы, наконец-то он у цели и какая-то конторская крыса решает его отозвать.

Зажглось табло с надписью «Пристегните ремни», самолет несколько раз тряхнуло. Спокойный и мелодичный голос стюардессы на английском, испанском и русском языках сообщил, что самолет вошел в зону турбулентности и пассажирам необходимо пристегнуть ремни.

Сосед снова открыл глаза и усмехнулся.

– Похоже, уснуть нам сегодня так и не удастся.

Вместо ответа, Герман сдержано улыбнулся и потянулся к ремню безопасности...

&&&

После прохождения таможенного контроля в Шереметьево, Герман один из последних пассажиров рейса Мехико-Москва подошел к ленточному транспортеру, на котором одиноко катались две его сумки и чемодан. Ловким движением он срезал багажные бирки, положил их в карман куртки и направился с потоком пассажиров к выходу из аэропорта.

Не обращая внимания на призывные скороговорки наседавших на него таксистов, он вышел из здания и уверенно направился в сторону автобусной остановки. Весеннее солнце застенчиво скрывалось за серыми дождевыми тучами, даже отдаленно не напоминая тот обжигающий желтый круг, к которому Герман уже успел привыкнуть. Но что-то было в этих лужах под ногами, в этой, словно повисшей в воздухе холодной мороси, в родных буквах на вывесках, старательно информирующих что, кому, куда. Что-то такое, отчего на душе теперь во всю ширь разливалось родившееся еще в самолете осознание – я дома!

Дождь медленно набирал силу. На остановке, в ожидании рейсового автобуса несколько человек сбились в кучу над полупрозрачным козырьком из пластика. Вид у них был изнуренный, как после тяжелой рабочей недели в шахтерском забое, и Герман вдруг поймал себя на мысли, что успел отвыкнуть от вечно недовольной серой московской массы без намека на улыбку. Он уложил сумки на чемодан и закурил сигарету, незаметно оглядывая рядом стоящих людей и от безделья строя догадки на тему, кто есть кто. Его цепкий взгляд выхватывал красноречивые детали, которые логической цепочкой складывались в общую картину.

Внимание Германа привлек подъехавший к остановке «Бентли Арнаж», черного цвета с тонированными стеклами. Герман еле заметно улыбнулся, затылком чувствуя направленные ему в спину молчаливые взгляды, и показал на свой багаж. Коренастый водитель «Бентли» в строгом черном костюме без вопросов погрузил сумки и чемодан в багажник, засек время на наручных часах и отошел в сторону.

Герман понял, что шеф хочет начать разговор наедине и от этой мысли ему стало не по себе. За три года он не забыл крутой нрав генерала и как рентген проницательный взгляд. Он открыл пассажирскую дверь и заглянул в салон. Шеф как обычно сидел на заднем сиденье, с интересом водя пальцем по экрану смартфона. Увидев Германа, он нахмурился и, недовольно проговорил:

– Ну, чего встал?! Залезай, а то всю обивку намочишь!

У Германа на душе сразу отлегло – ворчание шефа должно было означать, что он рад видеть Германа живым и невредимым, а значит, отзыв с финальной стадии операции не наказание.

– И я рад вас видеть, – усмехнулся Герман, мягко захлопнул спружинившую дверь и протянул шефу руку.

– Патрик собственной персоной! – ехидно произнес шеф и пожал руку.

– Давно меня так никто не называл, – с улыбкой заметил Герман, – не ожидал сегодня вас увидеть. Думал, встретимся завтра в управлении.

– Хотел лично убедиться, что ты в порядке и готов к дальнейшей службе, – шеф поджал губы и одарил подопечного своим коронным пристальным взглядом.

– Убедились? – с ехидцей спросил Герман.

Николай Иванович парировал сухим вопросом, в котором насмешки было не меньше.

– Бакенбарды? Ты приехал из семидесятых?

– Местная традиция, – отшутился Герман.

– Ой, что-то я сомневаюсь, скорее это пристрастие Марии.

От упоминания имени «подружки» Герман с силой сомкнул челюсть, от чего его губы сложились тонкой нитью. Николай Иванович продолжал буравить разведчика проницательным взглядом, его глаза на секунду вспыхнули, и Герман понял, что от шефа по-прежнему ничего не скрыть.

Шеф взял паузу, во время которой отправил сообщение, затем повернулся и едко подметил:

– Плохо выглядишь.

– Ерунда, отосплюсь и приду в норму.

Во время разговора Герман тоже внимательно изучал лицо шефа и понял, что только что получил одобрение на следующее задание и перешел к главному:

– Николай Иванович, почему меня отозвали?

– Потом, – шеф многозначительно посмотрел на только что вернувшегося в машину водителя и протянул Герману пакет. – Произведем обмен?

Герман вскрыл пакет и обнаружил новенький российский паспорт на свое настоящее имя, водительское удостоверение и кредитную карту московского банка.

– Так, видимо я сюда надолго, – с облегчением сделал вывод Герман и достал из другого кармана только что проштампованный на таможенном контроле заграничный паспорт и положил в пакет. Туда же отправилось все, что могло хоть отдаленно напоминать о его пребывании в Венесуэле – чеки из аэропорта, бирки от багажа и даже венесуэльские сигареты, к которым он за последние три года успел сильно привыкнуть.

Шеф взял пакет и спрятал его в потайном отсеке подлокотника. Водитель посмотрел в зеркало заднего вида и учтиво спросил:

– Николай Иванович... куда?

– На Тверскую, – ответил генерал и, переведя хмурый взгляд на Германа, добавил: – Поживешь несколько дней в отеле.

И все же было что-то не так! Обычно после задания его держали несколько дней в «шлюзе» – месте, где агент проходит адаптацию и скидывает с себя «легенду». Герман нервно сглотнул и сжал челюсть. Неужели он прокололся? А может кто-то из связных засек его ночные глюки? Ведь за ним наверняка приглядывали?

По дороге в гостиницу, Герман продолжал с любопытством поглядывать на шефа. Видимо за время его отсутствия он не изменил своим привычкам: черный приталенный двубортный костюм, традиционный шелковый серый галстук и белоснежная рубашка. На левом мизинце поблескивало кольцо с рубином, а в правой ладони он сжимал любимую трость с серебряным наконечником в виде львиной головы, которая большую часть времени просто висела на руке шефа как антикварный аксессуар. По словам генерала, эта трость досталась ему от отца, а тому от деда и была настоящим раритетом.

– Верны привычкам? Все тот же конь, – Герман взглядом обвел салон «Бентли».

– Я не изменяю марке, эта совершенно новая, сделанная на заказ. Еще не выветрился заводской запах, – с какой-то потаенной гордостью произнес шеф, шумно втянул носом и повел бровями.

– А куда прежние деваются? – спросил Герман и тут же иронично добавил: – Ах да! Чуть не забыл, какой-нибудь доброй самаритянке с разбитым сердцем, но светлыми надеждами на будущее.

– Я скучал по твоему сарказму, – сдержано произнес шеф.

– Могу еще, – не удержался Герман, сознавая, что ходит по острию ножа.

– Спасибо, обойдемся, – генерал вновь достал смартфон и, ловко тыкая пальцем в экран, добавил: – Ты пока видами любуйся. Изменилась Москва, не узнать...

Остаток пути они проехали молча. Герман с любопытством разглядывал новые столичные постройки и подметил, что за три года Москва разрослась, а пробок стало еще больше. Несмотря на весну в самом ее разгаре, небо окончательно заволокло серыми тучами, и город показался по-зимнему мрачным и унылым. Подъехав к отелю, машина остановилась перед парадным подъездом, и швейцар услужливо открыл перед шефом дверь.

– Я буду в ресторане. Приведи себя в порядок и спускайся. У нас здесь встреча, – сказал шеф и, выйдя из машины, направился в отель.

– У нас? – переспросил Герман.

Ответом был протянутый водителем сложенный в прозрачный чехол костюм-тройка.

                                             &&&

Герман подошел к рецепции гостиницы и протянул приветливо улыбающейся девушке администратору новенький паспорт.

– На мое имя забронирован номер.

Улыбка стала еще шире, администратор вывела список забронированных номеров.

– Бронь на господина Патрикеева, номер триста сорок три, добро пожаловать Герман Всеволодович, – сказала девушка и, сняв ксерокопию с паспорта, тут же вернула ему документ.

– Спасибо.

– Ваш электронный ключ от номера и купоны на бесплатные услуги отеля, – она протянула ему конверт.

– Благодарю, – Герман взял ключ и направился к лифту.

Ждать пришлось недолго, и уже через две минуты он входил в дверь полулюкса. Осмотрев номер, Герман остался доволен. По-армейски быстро принял душ, побрился, с наслаждением стерев с лица порядком надоевшие бакенбарды. Переоделся в деловой костюм, стоимость которого даже на глазок заметно превышала его трехмесячный оклад. Без командировочных, конечно. Застегнув ремень на брюках, он посмотрел на свое отражение в зеркале, поправил невидимые складки и улыбнулся. Подарок генерала был, что надо.

Николай Иванович не любил ждать. Его рабочий график был расписан до минуты, и он старался не допускать его корректировки. Зная почти болезненную щепетильность шефа в рабочих вопросах, Герман торопливо спустился на первый этаж. Но перед дверью в ресторан отдышался и внутрь уже вошел спокойным, размеренным шагом.

Просторный зал ресторана был почти пуст. Молодая женщина в длинном концертном платье играла на фортепьяно. Блестки на ее платье переливались в такт музыки, приковывая взгляды немногочисленных посетителей. Герману присутствие пианистки в такой ранний час показалось неуместным, да и классический репертуар был здесь совершенно некстати. В ресторанах приятнее слышать легкую оркестровую музыку или попурри на признанные хиты последних лет.

«Маркетинг по-русски», – с раздражением подумал он.

Шеф сидел за барной стойкой и пил минеральную воду с дольками лайма. Он махнул Герману рукой и показал на рядом стоящий стул.

– Ну, теперь можно и поговорить. Как долетел?

– Нормально.

– Правильно сделал, что вернулся через Мексику.

– Угу. Так кого мы ждем? – спросил Герман, садясь рядом с шефом.

– Этому человеку нужна помощь. Я его должник и надеюсь, ты поможешь мне расплатиться. Ты ведь знаешь, как я не люблю быть должником, – со вздохом поведал шеф.

– Не вопрос, – Герман сделал знак бармену, чтобы тот налил ему пива.

«Не из-за этой ли встречи я в Москве?».

Генерал хмуро посмотрел на бармена, потом на своего подопечного.

– Рановато для пива. Мне сейчас твои мозги нужны, а не сопли.

– Все нормально, – отмахнулся Герман. – Мозги заработают еще быстрей. А пока мы одни, может, расскажете, почему меня вытащили в разгар операции, которую я как слониха вынашивал несколько лет? И хочу напомнить, что мы на такой срок не договаривались. Речь шла о пяти месяцах, но видимо у кого-то в управлении с математикой туго. С чего это вы обычное похищение довели до полномасштабной операции?

– С математикой в управлении все в порядке, – немного обиженным тоном заверил шеф. – Твою командировку постоянно пролонгировали из-за прослушки, что мы установили с твоей помощью. Кто же знал, что мы наткнемся на такую жилу? Так что не надо строить из себя обиженного мальчика, которому мама отказала во внимании. А вытащил, потому что ты там больше не нужен. В дело вступила другая группа. Управление хочет и в будущем использовать твои тесные связи с семьей Санчес, поэтому твое присутствие во время задержания братьев Родригесов было совершенно неуместно. Что ты сказал Марии перед отъездом?

– Что друг попал в беду, – сухо ответил Герман, улыбка медленно сползла с лица.

Три года назад Управление поставило перед Германом задачу выяснить, кто и с какой целью похитил дочь российского чиновника. Денежный след привел Германа в Венесуэлу, а позже и к Марии Санчес, которая обналичивала выкуп за дочь «клиента». К пылкой, но осторожной девушке Герман подбирался целый год, параллельно расследуя ее масштабную деятельность. Мария была для него проходным билетом в закулисье закрытого семейного клана, который управлял самым крупным наркокартелем в Латинской Америке. Закончила в Москве институт дружбы народов, неплохо говорила по-русски и питала нездоровую страсть к крутым парням с дурной репутацией. Под ее вкусы и писалась легенда для опытного агента, работающего под псевдонимом Патрик.

– Кто зачищал виллу? Случайно не мои архаровцы? – Герман сделал глоток пива.

– Операция уже завершена, – ушел от прямого ответа Николай Иванович.

– А чтобы узнать, чем все закончилось мне нужно карты раскинуть? – раздраженно процедил Герман.

– Накрыли картель со всей их финансовой схемой и отлаженной логистикой, – с неохотой ответил шеф. – Беглянка уже в Москве у отца.

– А что с братьями Родригес?

– Старший погиб при захвате. Младший – у нас.

– В каком состоянии дочь «клиента»?

– Как ты и утверждал, она была с младшим Родригесом. На первом же допросе вывернулась наизнанку, пытаясь доказать, что сама предложила студенту-любовнику взять ее в Венесуэлу.

– Но вы ей не верите?

– Почему? – пожал плечами генерал. – Верю. Я не удивлюсь, если выяснится, что она сама продумала весь план своего «похищения» – та еще мадмуазелька. Скользкая и ушлая как папаша. Если бы тот не вертелся как угорь на сковородке, а сразу сказал, куда и когда перевел выкуп, то ты бы уже год назад был дома. Родригес был для нее хорошим прикрытием, а настоящих ее намерений сам сатана не знает.

– Деньги за выкуп нашли?

– Третью часть. Остальное предприимчивая девушка успела вложить в бизнес, – шеф кинул на своего протеже красноречивый взгляд.

– Дайте-ка угадаю, – глаза Германа заискрились, – она вложила их в семейное дело Родригесов? – генерал кивнул. – Наркота – один из самых прибыльных бизнесов, – усмехнулся Герман.

Минуту оба молчали, переваривая итоги операции.

– Поговорим о предстоящем деле. У моего товарища кое-что произошло и это спутало все мои планы, а ты же знаешь, как я не люблю пересматривать свои планы.

– А как же! И это я тоже хорошо знаю, – шутливо произнес Герман и сделал два больших глотка холодного пива, – ну так что за дело?

– Дело очень сложное, необычное и конфиденциальное.

– Надеюсь, это не чистка Авгиевых конюшен, – Герман с наигранной надеждой посмотрел на шефа, но тот был серьезен, как никогда, и шутка не прошла.

– Неволить не стану, но знай, если возьмешься за это дело, то будешь строго следовать легенде. Для всех ты был в госпитале. Я проследил за бумажным следом твоего пребывания в том заведении – не подкопаться, – повернувшись в сторону холла, который хорошо просматривался из бара, генерал сказал: – А вот и он. Минута в минуту. Ценю пунктуальность.

В ресторан зашел высокий подтянутый мужчина лет шестидесяти в темно-сером костюме и прошел к дальнему столику. Через минуту двое официантов прикрыли его от остальной публики ширмой, а на соседних столиках разложили таблички «Столик зарезервирован», из чего Герман понял, что встреча спланирована заранее и носила конфиденциальный характер.

Когда он с шефом приблизился к столику, незнакомец привстал и улыбнулся.

– Без права на славу, во славу державы[1]. Так, кажется? – сначала он протянул руку шефу, затем повернулся к Герману и добавил: – Не знал, что когда-нибудь удостоюсь чести пожать руку легендарному Патрику.

– Герман, знакомься, это Валерий Сергеевич Архангельский. Он возглавляет федеральную службу исполнения наказания.

– Здравствуйте, – учтиво произнес Герман и пожал твердую руку чиновника.

– Дальше ты сам, – сказал шеф, глядя на друга.

– Дело вот в чем, – без предисловий начал излагать Валерий Сергеевич, – мой младший брат – начальник СК главного следственного управления по московской области, неделю назад застрелился в своей машине на служебной стоянке управления. Все выглядело как самоубийство и мы уже смирились с этой мыслью. А после похорон его друг, майор Терентьев позвонил мне и рассказал о том, что перед самой смертью он полчаса беседовал с задержанным маньяком, которого они ловили несколько лет и что сам маньяк добивался встречи с братом.

– Вы хотите, чтобы я расследовал его смерть? – уточнил Герман.

– Да. Я хочу, чтобы вы, во-первых, установили факт самоубийства и, во-вторых, узнали, о чем преступник говорил с моим братом. Знаю, брата не вернешь, но я хочу восстановить его доброе имя. Фамилия Архангельских не должна быть запятнана, – последние слова мужчина произнес негромко, но твердо, выдавая привычку отдавать приказы.

– Сочувствую вам, – сказал Герман, приложив руку к груди, – но мой профиль разведка и контрразведка, я никогда не расследовал убийств и не имел дело с маньяками. В их поимке нужны специальные навыки и знания.

– Согласен. Но в данном случае маньяка ловить не надо. Он в СИЗО, – тон чиновника смягчился. – Мне нужен человек со стороны с вашими навыками. Когда Николай Иванович предложил вашу кандидатуру, я внимательно изучил ваш послужной список. Вы умеете быть в тени и одновременно решать самые сложные задачи. Хорошо работаете в команде и не тянете на себя одеяло.

– Валерий Сергеевич, а как вы видите сам процесс? Я что приду в прокуратуру и буду самостоятельно вести расследование? Кто меня допустит к делу?

– Все уже улажено. Формально вы придете как помощник следователя в подчинение к полковнику Логинову и будете работать в паре с майором Терентьевым. Он даст вам полный допуск к информации. Я надеюсь, что свежий взгляд такого спеца, как вы, даст толчок в расследовании.

– А если ваш брат все-таки застрелился?

– Я хочу убедиться в этом, поэтому и обратился за помощью, – сказал Валерий Сергеевич и многозначительно посмотрел на друга.

– А если он все-таки застрелился? – настойчиво повторил Герман.

– Тогда я должен знать почему.

– Герман, ответ нужно дать сейчас, – весомо произнес шеф.

Состроив недовольную гримасу, Герман на минуту задумался. Ему сейчас совсем не хотелось ввязываться в подобное дело; состояние психики было нестабильным, он в любой момент мог сорваться. Если признаться шефу, он настоит на лечении и тогда Герману придется уже реально лечь в госпиталь, а после такого вернуться к полевой работе будет очень трудно. Его закинут в тьму тараканью перебирать бумажки и поставят на карьере жирную точку. Он уже потерял семью, а теперь может потерять и работу. Герман представил себя на койке в больничной пижаме с горстью таблеток в руке и нервно сглотнул. Отказывать шефу ему тоже не хотелось, особенно учитывая все, что он для него сделал.

– Хорошо, я возьмусь за дело, – произнес Герман после паузы, – но у меня есть одно условие – мне нужна моя команда.

Валерий Сергеевич удивленно воззрился на Германа, потом перевел взгляд на его шефа.

– Этот вопрос вам лучше обсудить наедине. Жду от вас новостей. Вот моя визитка. Докладывайте по мере поступления любой информации и в любое время.

Когда чиновник вышел из ресторана, Николай Иванович посмотрел на Германа и с горечью произнес:

– Гера, я хотел сказать раньше, просто…, – генерал замолк на мгновение, подбирая слова, – нет больше твоей группы.

– Как это? – отпрянул Герман. – Вы распустили группу?!

– Распустил, – генерал тяжело вздохнул.

– Почему? Из-за меня? Черт, шеф, могли бы назначить Батяню старшим на мое отсутствие, он ведь уже не раз меня подменял. И где они сейчас?

Между бровями залегла двойная складка, генерал отвел взгляд и Герман понял, что сейчас услышит неутешительные новости.

– Алексей и Геннадий погибли...

От шока у Германа перехватило дыхание, лицо побледнело, руки непроизвольно сжались в кулаки.

– Как? Где?

– В Урузгане, сразу после того как тебя эвакуировали с заложником. Их нашли на окраине аула у стены саманного дома, сидели в рядок словно спали. Пулевые ранения в голову. Стреляли в упор. Управление проводило расследование, но виновных так и не нашли.

– Виновных? – с горечью переспросил Герман. – Каких виновных? Всем известно, что мы столкнулись с боевиками Омара. По ходу задания мы попали в самый разгар разборок между хазарейцами и суннитами. Там был ад. Леха с Генкой удерживали южную сторону аула, я видел их перед самой эвакуацией. Когда меня изрешетили, это они сдерживали боевиков, пока меня в вертушку грузили.

– Знаю, – сухо вставил генерал. – Все кто выжил дали показания.

– А что с остальными? – с тревогой в голосе спросил Герман.

– Павел в тюрьме. После Узургана ему совсем крышу снесло. Я пытался с ним поговорить несколько раз, но он будто воска в уши залил.

– За что сидит? – хриплым сдавленным голосом спросил Герман.

– Убийство. Связался с замужней. Муж не из робкого десятка оказался, полез в драку. Павел был пьян, – шеф намекал на «особое» состояние друга. Стоило Павлу выпить, как он становился агрессивным и сам искал приключения. Шеф вздохнул и покрутил в руке телефон. – Батяня ушел в отставку. Теперь ему, наверное, уже под шестьдесят. Отвоевался.

– Почему в госпитале мне ничего не сказали? – с укором спросил Герман.

– А какой из тебя был бы тогда толк?

Такого Герман от генерала не ожидал. Он знал, что для Николая Ивановича всегда превыше всего была работа, никаких сантиментов, но, по мнению Германа, ему при любом раскладе должны были сказать о гибели товарищей. Тоска сжала сердце стальными тисками, он прикрыл глаза, чтобы сконцентрироваться и не потерять над собой контроль. Наружу рвался монстр, который жаждал крушить все вокруг.

– Я в номер, – поспешно пробубнил он и, не дожидаясь ответа, рванул к выходу, сдирая на ходу с шеи галстук, душивший его словно удавка.

– Терентьев приедет за тобой завтра в девять утра. Чтоб трезвым был, как стеклышко! – успел крикнуть ему вдогонку шеф.

Но Герман его уже не слышал. Стиснув зубы, он схватился за лестничный поручень, как утопающий за буек. Вспотевшие руки то и дело соскальзывали с покрытого лаком дерева. Он оступался, спотыкался, но упрямо держался на ногах. Внутри все горело, как от химического ожога. Перед глазами мелькали лица боевых товарищей, которые долгие годы были для него настоящей семьей.

Батяня. Он был им всем как отец, в трудную минуту всегда готов поддержать или дать дельный совет. Взгляд как рентген. С ходу давал оценку людям и никогда не ошибался. Вечно хмурый, он даже шутил не улыбаясь…

Пашка, позывной ППМ, самый близкий друг Германа. Они были вместе еще с армейской учебки. Паша был свидетелем на его свадьбе и крестным его дочери. Он был полной противоположностью Германа. Бесшабашный, опрометчивый, любитель шуток и розыгрышей, за что часто влипал во всевозможные передряги, из которых костеря на чем свет, его вытаскивал генерал. Был неразборчив в женщинах, что сказалось на количестве браков. А еще он отлично играл на гитаре и обладал бархатистым баритоном, знал наизусть почти всего Высоцкого…

Леха и Генка были двоюродными братьями. Всегда держались вместе, за это их шутливо прозвали «подружками». Молчаливые, добродушные, не чурались любой, самой опасной работы. Бывало, молча, выслушают задание и ответят: «Ну, надо, значит сделаем». Братья бредили мотоциклами, и при первой же возможности гоняли на своих прокаченных Кавасаки, ставя на уши инспекторов ГИБДД и устанавливая один рекорд скорости за другим.

Герман добрался до номера, открыл холодильник и увидел бутылку любимого шотландского скотча. Покрутив бутылку в руках, он подумал, что вряд ли такой скотч входит в комплекс гостиничных услуг и, что это наверняка «генеральский подгон». Плеснув виски в стакан, Герман подошел к окну и, глядя на вечернюю Москву, сделал первый глоток. Скотч действительно был хорош, а ночь (как и бутылка) только начиналась.

---