Отрывок из романа "Верона"
-
Просмотров: 2167
Вера
Наш почерневший от времени барак с резными ставнями стоит на окраине поселка. Если пройти еще немного, упрешься в железные ворота кладбища. Из-за отца к нам редко приходят гости... даже по праздникам. Через приоткрытое окно кухни вижу, как отец возвращается с ночного дежурства по размытой после дождя дороге. На нем форма охранника и высокие резиновые сапоги.
Мама застилает стол новой скатертью, которую я ей помогала вышивать, и подмигивает младшим братьям. На их лицах отражается нетерпение, ведь сегодня мой день рождения и мама наготовила много вкусностей. Все усаживаются за стол и ждут отца. Он входит на кухню и окидывает нас злобным взглядом. Он как великан из страшной сказки: могучий, лысый, громогласный. Мои братья говорят, что он Гоблин. Никогда не видела Гоблинов, но раз они так говорят, значит, это правда. По выражению отцовского лица мы пытаемся понять какой у нас день: плохой или очень плохой. Если плохой он только кричит и отвешивает подзатыльники, от которых искры сыпятся из глаз, а когда очень плохой — бьет. Хуже всего, когда он бьет маму. Пусть лучше нас. Нас она выходит, а мы ей помочь не можем.
Отец снимает свитер и садится за стол. Мама наливает всем по тарелке борща. Пока отец не видит, украдкой добавляет в детские порции маленькие кусочки мяса. Отец любит повторять, что мясо делает детей агрессивными. Если это так, то запретить мясо в первую очередь нужно ему.
Нам с братьями не до борща, мы неотрывно следим за тортом Наполеон, который мама испекла еще утром. Мой младший брат Лешка облизывает губы и щурится. Я знаю, ему хочется оттяпать самый большой кусок. Он у нас жуткий сладкоежка.
— Ты пёрнул?! — раздается свирепый рык отца.
Сашка бледнеет и вскакивает, опрокидывая свой табурет.
— Ты пёрнул, когда я ем?!
Брат бежит к двери, но властный окрик отца пригвождает его к месту.
— А ну стой! — отец медленно поднимается и вытирает рукавом рубашки красный от борща рот.
Мои ладошки становятся мокрыми. Я знаю, что сейчас будет, и медленно соскальзываю со стула под стол. Младшие братья следуют моему примеру. Мы скучиваемся — так нас тяжелее вытянуть.
Первый удар сбивает Сашку с ног.
— Коля, не надо! Он же не специально! — кричит мама. — Вере сегодня исполняется семь. Дети ждут торт. Прекрати!
Но отец не реагирует. Он никогда ее не слушает, она будто для него пустое место. Отец пинает Сашку в живот. Сашка корчится и извивается на полу как змея. Очередной истошный крик мамы заставляет нас вздрогнуть и прижаться друг к другу еще сильнее. Запах мочи разъедает мне ноздри — Пашка описался. Он среди нас самый боязливый. Я наблюдаю, как желтая струйка быстро течет к кухонной плите.
Сегодня у нас очень плохой день!
— Я выбью из тебя все дерьмо! — кричит разъяренный отец и продолжает истязать брата.
Сашка больше не двигается. Его глаза, как стекло, смотрят сквозь меня. Мне его очень жаль. Почему-то ему достается больше всех, хотя он так старается быть хорошим.
Мои пересохшие губы размыкаются, я начинаю петь и раскачиваться. Сплетенные на моей спине руки братьев не дают мне упасть. Сначала меня еле слышно, но с каждым словом мой голос крепнет и набирает силу:
Кладу голубя на ручку,
Не тешится,
Переложу на другу,
Не ластится.
Изошел голубь домой,
Полетай, голубь, домой,
Полетай, голубь, домой, да,
Ко голубушке своей.
Эту колыбельную пела моя бабушка. Она говорила, что отец просил ее петь даже когда был подростком. Я напеваю, и отец успокаивается. Отходит от Сашки и наотмашь бьет маму по лицу. Она вскрикивает, хватается за щеку и падает на стул.
— Как меня достали твои ублюдки! И ты достала, сука!
Сизый голубь сворковал,
Голубушку целовал,
Голубушка сворковала,
Голубчика целовала.
Отец срывает со спинки стула свитер, выходит из кухни и громко хлопает входной дверью. Мы знаем, куда он идет. К дяде Вите. И знаем, каким оттуда вернется...
Сегодня у нас очень-очень плохой день!
— Верона... Верона...
Еще не отойдя от кошмара, распахиваю мокрые от слез глаза и вижу в полутьме нависшее над собой обеспокоенное лицо Лешки. Поднимаюсь на локтях и шиплю на брата.
— Ты чего в моей комнате делаешь?
— Ты кричала... во сне...
Лешка опускается на край кровати и потирает глаза. Смотрю на будильник — три часа ночи.
— Ну, все... я проснулась... — поворачиваюсь на другой бок, — иди.
— Я это... — Лешка мнется и чешет руки, — чего хотел спросить...
Поворачиваю голову и вопросительно смотрю на брата.
— Если в Москве увидишь Санька, попроси его привезти мне мобилу на днюху. Пусть ворованный или еще какой. Я единственный в классе у кого нет мобилы... стрёмно...
— Я куплю себе новый с первой подработки, а старый тебе отдам.
— А-а-а... лады, — голос брата теплеет. — Такой расклад меня тоже устроит.
Он лениво потягивается и плетется к двери.
— Леха, — шепчу я, он поворачивается, — присмотри за мамой.
— Присмотрю, — он снова чешет затылок.
Когда он нервничает, чешется, как шелудивый, видимо, мой скорый отъезд его не радует. Вот только он мне в этом никогда не признается.
— Ты ведь ее знаешь. Мечта партизана. Каленым железом ничего не вытянешь. Будет улыбаться и говорить, что все в порядке.
— Поэтому и прошу.
— Чего ты боишься? Ему сидеть еще три года, — в глазах брата проскальзывает страх.
Ненавижу этот страх. Он у нас один на всю семью. Хотя сейчас навряд ли Саня чего-то боится. Чтобы окончательно не погрузиться в прошлое, увожу разговор на другую тему.
— Я приеду на ваше с Пашкой день рождения.
— Хоккей. С общагой у тебя все на мази?
— Вроде да, завтра все узнаю.
Дверь тихо закрывается, я снова остаюсь наедине со своими мыслями и страхами. Свет от уличного фонаря падает на мое одеяло, оставляя кривую дорожку, и я смотрю на нее, пока под тяжестью сна снова не закрываю глаза. С недавних пор ко мне вернулись кошмары, и я знаю почему. В последнем письме отец написал, что подал прошение на условно-досрочное. Не могу себе представить, что будет, когда он вернется.
***
Аристарх
От пустых стен резонируют мое тяжелое дыхание и ее томные возгласы. Красная простынь оттеняет наши тела, от чего даже самая бледная телка выглядит в моей комнате для утех здоровой и румяной. Опираюсь на локти, чтобы не давить на нее всей массой. Под татуированной кожей вздулись вены.
— Скажи, что тебе хорошо, — настаивает она.
Черт! Телкам лишь бы поболтать! Секс — единственное, что объединяет меня на несколько часов с особами женского пола. Только здесь и сейчас я могу перекинуться с ними парочкой фраз. На этом мое красноречие заканчивается.
— Мне хорошо, — выдавливаю из себя.
Она стонет, приподнимает бедра, Сэм проникает глубже. Я рычу от удовольствия и ускоряю ритм. Наконец, все тело пронизывает конвульсиями, я выгибаю спину, задираю голову и кончаю. Перекатываюсь на спину, из груди вырывается стон облегчения. С минуту не шевелюсь, в голове туман, хотя я не пью, но такое ощущение, что с бодуна. Тело отчаянно просит сна, но запах женского едкого парфюма пропитал мою кожу и простынь. Кто придумывает телкам духи? За этот отстой я оторвал бы нюхачу нос! За последние три года не припомню, чтобы мне понравился хоть один запах. Снимаю презерватив, завязываю узлом, кидаю к собратьям в мусорную корзину.
Хлопаю черноволосую по попе и говорю:
— На сегодня все, я вызову тебе такси, — моя рука тянется к телефону.
Телка — тупо не помню, как ее зовут — недовольно что-то бормочет. Кувыркаемся мы с ней не в первый раз, она знает, что перечить мне бесполезняк.
Нахожу в телефоне приложение онлайн-такси и оставляю заявку.
Плетусь в ванную и встаю под душ. Горячие струи воды обжигают кожу. Обычно я предпочитаю прохладный душ, но после секса чувствую себя грязным, будто упал в чан с помоями, поэтому скоблю тело морской губкой. Прислоняюсь лбом к холодному мрамору и пытаюсь заглушить накатившее отчаяние. Я могу привезти чиксу в свою квартиру, пока страсть кипит в жилах, но как только Сэм насыщается, меня съедает брезгливость, к горлу подкатывает бешенство. Одна искра — и я готов взорваться и крушить все что под руку попадет.
Возвращаюсь в спальню, характерный сигнал на телефоне оповещает, что такси прибыло по месту вызова.
— Выходи, тебя ждет Абдуразак.
— Кто-кто?! — визгливо кричит телка.
— Турук Макто! — шлепаю ее по заднице. — Шевели копытами!
Показываю на ее туфли на гигантских каблуках:
— И подковы свои не забудь!
— Ну ты и тварь, Руссо!
Жестом показываю ей, чтобы ускорилась. Бормоча проклятья, чикса соскакивает и начинает одеваться. Все они меня проклинают. Но стоит позвонить, а порой просто прислать смс и вот они, во всей красе. Наштукатуренные, разодетые, каблуки как у стриптизерш. Ни гордости, ни самоуважения.
— Не звони мне больше! — орет она во все горло и награждает меня испепеляющим взглядом. — Завтра я выхожу замуж!
— Так какого черта пришла?! — взревел я.
Что за лоха она нашла? Сука, скорее бы свалила.
— Урод! Ненавижу тебя!
— Ага, — безразлично кидаю я и натягиваю чистые боксеры.
Как только входная дверь с треском захлопывается, стягиваю с сексодрома простынь и закидываю ее в стиралку. Иду на кухню, достаю бутылку воды из холодильника и, глядя во двор с двадцать первого этажа, медленно выпиваю. Такси забирает черноволосую и мчится к МКАД. Как только она доберется до дома, с моей карты спишут сумму по счету и предложат оценить сервис. Программа «Минимум» — доставка телки домой — выполнена. В запасе у меня есть программа «Максимум», когда я сам отвожу их домой. Но на деле я давно ее не применял.
Прохожу в дальнюю часть квартиры. Открываю электронным ключом скрытую дверь моей спальни и плюхаюсь на край кровати. Кроме Марии — моей домработницы — сюда никогда не ступала женская нога.
Завтра у меня насыщенный вечер и бойцовская ночь. Я решаю отоспаться, поэтому отключаю будильник. Заваливаюсь на кровать и тянусь к электронной читалке. Вчера скачал очередную книгу Стивена Кинга «Темная башня». На пятой минуте чтения задумываюсь над цитатой: «Никогда — то самое слово, которое слушает Бог, когда хочет посмеяться». Если пройтись по моей пустой незначимой жизни так можно подумать, что Бог вообще не знает о моем существовании. Все окружающие меня люди испытывают хотя бы короткие промежутки счастья, но только не я...
***
Вера
Дом потрескивает и бухтит, словно прощается. Я буду скучать по своей комнате. Прошлым летом я сделала в ней ремонт и купила новую мебель. Тосковать буду по братьям, но тяжелее всего, конечно, расставаться с мамой. Мне будет не хватать ее добрых лучезарных глаз, нежного воркующего голоса и мягких ладоней, пахнущих цветочным ароматом.
Мама собрала мне контейнер с обедом и целый пакет фруктов, от которого я не смогла отказаться, хотя даже не представляю, как дотащу его до общежития.
Бросаю прощальный взгляд на свою комнату. На книжной полке рядом с кипой журналов «ELLE Girl» и «OOPS» поблескивает глянцевая упаковка моей любимой серии книг о Гарри Поттере — подарок старшего брата. Рядом с музыкальным центром стопкой сложены диски, большинство из которых группы «Би-2». На кровати лежит ноутбук, по словам Лехи, он настолько допотопный, что мне стыдно его брать в Москву.
Когда я одетая и обутая выхожу в коридор, мама уже с моим чемоданом ждет у двери, окидывает меня придирчивым взглядом и еле заметно кивает. Мы торопимся. Мама боится, что автобус может прийти раньше, такое иногда случается. Это единственный утренний рейс. Рисковать не хочется.
Соседка баба Нюра машет мне рукой и что-то бормочет про счастье в личной жизни. Странная она, я ведь учиться еду, а не на поиски жениха. Я смущаюсь и еле поспеваю за мамой. На ходу она дает наставления, я послушно киваю. Мама просит меня экономить, питаться регулярно, брать на занятия фрукты и орехи. Но главные ее опасения связаны с мальчиками.
— Дочка, в любовных делах ты еще неопытная, поэтому не бросайся в омут с головой. Мальчишкам-то что? Отряхнулись и пошли. Расхлебывать-то нам, бабам. На моем примере ты многое познала, надеюсь, что умнее будешь. Если понравится кто, не чурайся, но близко сразу не подпускай. Пусть поухаживает, узнай из какой семьи, может грешки за ним какие водятся. Все подмечай, да на ус мотай. В мое время говорили, как парень к матери относится, так и к жене будет.
Слышать такое от мамы непривычно. Тема под названием «Мальчики» раньше была у нас под запретом. За моими передвижениями зорко следили братья, мама и дядя. Меня сопровождали до школы, работы, забирали от гостей и репетиторов. Не помню такого случая, чтобы я одна куда-то поехала, тем более за пределы поселка.
Подходим с мамой к остановке и видим подъезжающий автобус.
— Дочка ни в коем случае не пей спиртное, от него все проблемы, — мама в своей теме.
Я закатываю глаза и спешу ее успокоить:
— Уж насчет этого не переживай.
В автобус стали заходить пассажиры.
— Да, чуть не забыла! — восклицает мама и протягивает мне клочок бумаги. — Телефон Сани. Позвони ему, как обустроишься в общежитии. Я там положила ему две тельняшки без рукавов.
— Мам, ты же знаешь, он со мной не очень-то хочет общаться, — скуксилась я, вспоминая последнюю встречу.
— Не дури. Он будет рад. Так что позвони.
Занимаю место у окна и машу маме. Она прикладывает руку к горлу, подавляя рвущиеся наружу эмоции. В ее взволнованном облике я читаю не только беспокойство, но и гордость за то, что ее дочь поступила в престижный столичный ВУЗ. Двери закрываются, автобус с пыхтением трогается с места, увозя меня из старой жизни в новую.
***
Аристарх
Выныриваю из сна и откидываю стянувшую ноги, будто путы простынь. Я взмокший от пота. Через щель в плотных шторах пробивается утреннее солнце. Смотрю на часы, почти девять утра. Это называется, отоспался! Черт!
Бреду в ванную и смываю ночной кошмар прохладной водой. Каждый год одно и то же. Как только приближается годовщина смерти сестренки, меня начинает лихорадить. Нужно проверить срок действия загранпаспорта, и забронировать билет на Фиджи. В этом году я запланировал поминальную службу на берегу океана. Навряд ли кто-то приедет, но все же.
Выхожу из душа и вытираю запотевшее зеркало. Ну и видок у меня! То еще зрелище! Темные круги под глазами, набухшие, будто после попойки веки. Тру покусанные вчерашней телкой губы. Черт! Дура! Надо удалить ее номер. Собираю мокрые патлы в самурайский пучок. Плетусь на кухню и выпиваю стакан холодного домашнего кваса. Мария делает его каждое лето. Желудок бурчит и просит еды. Рыщу в холодильнике что-нибудь съестное и слышу, как хлопает входная дверь.
— Это я! — раздается голос Марии.
Сегодня мы оба ранние пташки. Обычно она приходит к одиннадцати, к моему завтраку.
Закрываю дверь холодильника, раз она здесь, пусть сама готовит. Устраиваюсь с ноутом в кресле у окна — мое любимое место — и жду, пока Мария переоденется.
За последние три года моя жизнь превратилась в сущий кошмар. Не припомню, чтобы хоть раз я испытал радость или кратковременную вспышку счастья. Даже бизнес, в котором я всегда находил отраду, стал повседневной рутиной.
Мария заходит в кухню с двумя пакетами продуктов и внимательно на меня смотрит.
— Доброе утро, Аристарх, — но по моему виду понимает, что у меня утро добрым не бывает.
— И тебе привет, — бурчу я, не отрываясь от ноута.
— Вчера была в Жуковке, — Мария убирает у моих родителей два раза в неделю. — Все волнуются за тебя. Спрашивают, может, на этот раз останешься на поминки в Москве?
— Нет, я полечу на Фиджи.
Мария знает, что со мной спорить бесполезно и переводит тему.
— Что хочешь на завтрак?
— Омлет с ветчиной.
— А хочешь драники? Я принесла тебе домашней колбасы. Вкусная, пальчики оближешь.
Тяжело вздыхаю и зыркаю в ее сторону.
— Зачем спрашивать, если уже все распланировано?
— Я просто предлагаю, но если хочешь омлет, я сделаю, мне не трудно.
— Давай омлет и твою хваленую колбасу, — иду я на компромисс.
Пока она готовит, рассказывает о своих детях и внуках. Мне это до лампочки, я не вслушиваюсь. Можно было уйти в свою комнату, но болтовня Марии меня успокаивает и настраивает на рабочий день — это мой утренний обряд.
Через час, облаченный в потрепанные джинсы и футболку, я седлаю свой «Харлей» и выезжаю с подземной стоянки. На выезде меня встречает неизменный провожатый — черный худющий пес с потухшим взглядом. Он типа я, только в собачьем обличии. Вечно злющий, вечно куда-то спешит. Жму на газ, байк рычит и рвет с места. Настроение мрачнее грозовой тучи. Мчусь к своему другу Курту, может в дороге удастся придумать новый аргумент, почему этому олуху сегодня нельзя выходить на ринг.
Все книги на ЛитРес:
ttps://www.litres.ru/inessa-rafailovna-davydova/
Вступайте в мои группы в социальных сетях:
https://www.facebook.com/inessa.davydoff